Иллюстрация: Тая Л. / «Медиазона»
«Я думал, что наполовину развалюсь»
— Вспышка, звук, боль. Немного поскакал на правой ноге, чтобы лечь в ямку от мины и не потянуть возможную соседнюю. Лег, глянул на берцы — пята снесена, кровь выше стопы, туда осколки залетели. Ага, ясно. Коленом попытался подвигать — работает.
Белка наступил на мину в июле 2023 года. Той ночью Александр с побратимами возвращался с успешного штурма на Бахмутском направлении — удалось оттеснить российских военных почти на два километра.
После взрыва воин спокойно оценил повреждения и порадовался, что колено целое. Говорит, что к такому развитию событий был подготовлен на занятиях по минно-взрывному делу.
Что было дальше, Белка помнит урывками, так как время от времени терял сознание. Сначала он пытался идти, опираясь на побратимов. Следующее воспоминание — носилки, после — рассвет, работа российских «Градов», близкие разрывы снарядов.
«Бежать от войны у меня не было желания»
Минчанин Александр воюет с начала полномасштабной войны. В первые дни российского вторжения белоруса не хотели брать в армию, даже в иноземный легион. Через знакомых удалось связаться с «Азовом» и присоединиться к белорусской роте, которая потом стала полком Калиновского.
— Бежать от войны у меня не было желания. Как я стал добровольцем? Как только сумел, так и стал. Это было техническое дело. Вопрос был, не буду ли я воевать, а как это сделать.
Александр — штурмовик, но в зависимости от задачи занимался разведкой и саперным делом, работал с противотанковым ракетным комплексом. В первом крупном штурме он поучаствовал через два месяца после начала войны, это было на херсонском направлении.
После Белку с другими воинами «Волата» отправили в Северодонецк. «Там я провел некоторое время. Мы должны были захватить позицию — здание завода – и три недели удерживать его. После выполнения задачи мы вернулись в Краматорск», — рассказывает он.
Тот период был сложным — в мае погиб командир Павел Суслов «Волат», а в июне — Иван Марчук «Брест». Это стало сильным ударом для всего подразделения.
До конца октября белорус воевал на запорожском направлении, а потом из полка Калиновского перешел в другое подразделение иноземного легиона — к военным, с которыми сработался на несколько месяцев раньше.
— Я застал оборону Соледара, какое-то время там провел. Первый раз заехал на Бахмут, тогда шли штурмовые действия, все только начиналось.
Александр выполнял много боевых задач на горячих направлениях, но говорит, что страха не испытывал.
— Страх вызывает непонятность ситуации. А когда знаешь, что надо делать, ты работаешь. Слишком много всего нужно делать и за всем следить пристально, чтобы успевать еще и бояться. Так не только у меня происходит. Ты не думаешь, страшно или нет, полностью в процессе.
«Пальцы до конца не разгибаются, но спусковой крючок могу нажимать»
Потом было несколько штурмов под Горловкой. Однажды во время задачи бойцы попали под плотный артиллерийский обстрел. Александра сильно ранило.
— Разорвался снаряд, в правый бок прилетела куча обломков — в бедро, под лопатку, в поясницу. Но это незначительные ранения — в том смысле, что только мясо повреждено. Достали обломки, мясо срослось. Шрапнелью попало в правую пясть, прошло по диагонали насквозь.
Белорусу сделали операцию по пересадке сухожилий пясти, боец восстанавливался три месяца. Психологически тоже было сложно.
— Кроме того, что ребята погибли, побратимы потом рубились на Бахмуте, когда я лежал в больнице. Непонятно было, как рука будет работать. Правая рука не будет работать — все, ты калека. Были мысли, было грустненько.
Врачи говорили, что Александру нужно восстанавливаться как минимум полгода, и собирались освободить белоруса от службы, но он отказался. Реабилитацию военнослужащий решил не проходить — вместо этого позвонил командиру группы и попросил забрать его из Киева. Тот не отговаривал, так как доверял решению Белки и хорошо понимал, что на фронте не хватает опытных людей.
— Неэтично было бы говорить: «Давай возвращайся», но они [командиры]были рады, что я вернулся. Мы с командирами сработались за это время. Это отношения еще и побратимские.
Я знал, что могу приносить пользу. Не так много людей, которые свободно разговаривают на английском и украинском и идут на штурм с группой иностранцев. Это нужно, чтобы во время боя они понимали ситуацию.
В марте Александр вновь участвовал в штурмах. Он отмечает, что в группе был дополнительным человеком вроде связного — первыми во вражескую траншею запрыгивали побратимы, а белорус с командиром шли сзади.
— В то время еще довольно сильные боли были. Ребята мне кофе приносили, заботились. Не могу сказать, что какие-то большие сложности запомнились. Я зашнуроваться не мог, поэтому просто обматывал тесемки вокруг шнуровки. Сапоги хуже от этого не сидят.
Не могу сказать, что рука восстановилась, но более-менее работает. Некоторые пальцы до конца не разгибаются, но спусковой крючок могу нажимать. Тогда мог нажимать только средним пальцем, теперь уже и указательным могу.
«Бл*дь, пиз*ец! Переехала, бл*дь, переехала!»
Наступив на мину и оценив повреждения, Александр лежал на грунтовой дороге и вдруг услышал гул техники рядом. Повернул голову направо и увидел, как на него задом сдает БМП.
— Я кричу: «Стой, бл*дь, стой!» Смотрю — не собирается тормозить. Выскакивает украинский парень, который помогал меня и других раненых выносить, кричит: «Стой, стой!» БМП замедляет ход и наезжает мне на правый бок. Меня поворачивает, и БМП наезжает немного на левый бок.
Тут уже не оценивал повреждения, а бил кулаками по земле и кричал: «Бл*дь, пиз*ец! Переехала, бл*дь, переехала!» Но быстро заткнулся, когда ребята меня взяли. Наполовину не развалился, смотрю на живот — кровищи нет. Заткнулся и тихо ехал себе дальше.
Белорус говорит, что такие случаи на войне — не редкость, и добавляет, что ему вообще повезло. Дорога размокла после дождя, и гусеницы БМП вдавили его в землю — кости таза сломаны, тело синее от середины бедра до поясницы, но внутренние органы чудом остались целы.
— Погрузили в медицинскую машину, попросил обезбол. Попросил снять турникет, чтобы не пережимало. Как-то без рефлексии. Больно — говоришь: «Больно, дайте еще обезбол». «Ты как, нормально?» — «Нормально. Дайте воды, ребята, дайте покурить».
«Пидорские траншеи штурмовать я уже немного не способен, но есть штабная работа»
После подрыва на мине и наезда БМП Александра ждало длительное лечение и реабилитация. В Днепре ему ампутировали часть голени, потом оказалось, что нужно отрезать немного больше — это делали киевские врачи. Когда рана зажила, белорус поехал в Закарпатье для приготовления протеза. Пришлось ждать еще месяц, чтобы срослись кости таза.
Сначала Белке можно было лежать только на спине. «Нельзя было делать упражнения, которые задействуют кости таза — ну ладно, есть другие: с резинками для фитнеса, всякими такими штуками», — рассказывает белорус.
Больше месяца боец носил лайнеры — полимерные чулки, которые помогают сформировать культю. Время от времени лайнер нужно менять на более узкий, и это больно. Еще одной проблемой была фантомная боль. Несколько месяцев назад Александру ежедневно делали обезболивающий укол, а теперь боец справляется и без него.
Белорус каждый день занимается с физиотерапевтами — начал восстанавливать даже поврежденную пясть. Александр «более-менее уверенно» чувствует себя на костылях, примерно через месяц ему предстоит применить протез к культе. Боец надеется, что после этого начнет потихоньку ходить сам.
— Я 16 месяцев участвовал в боевых действиях — это воспринимается как целая жизнь. Не знаю, что я буду делать после [реабилитации]. И командир звонит, и ребята. Они были бы рады, если бы я вернулся. Пидорские траншеи штурмовать я уже немного не способен, но есть штабная работа, подготовка боевых операций, разведка, коммуникация с местными подразделениями.
В целом я довольно опытный и довольно везучий. У меня было 11 штурмов. Я свой «последний» штурм пережил давным-давно. Учитывая процент потерь, то, что у меня два ранения и ампутация ноги, — это большая удача. Я могу быть полезным, но пока не понимаю, насколько буду чувствовать себя способным.
Психологическая реабилитация, говорит Александр, ему не нужна. В армейских кругах люди с ампутациями — это нормально. Некоторые знакомые бойца после потери конечностей вернулись в строй и хорошо выполняют свои обязанности, рассказывает он.
— Мне пару раз приходила в голову мысль: «Блин, а как человек на протезе воспринимается, условно, в мирной среде? Может, там все будет скучно, и мне понадобится психологическая помощь.
Очень большое дело, что моя семья полностью на моей стороне, меня поддерживает. Я знаю, что как минимум у части ребят кто-то из родни на другой стороне идеологически. Мне бы это было очень трудно. А так все нормально».
Читайте также:
ГУР Украины посмертно наградила белорусских добровольцев
«Верим, что на фронте произойдет прорыв». Как в полку Калиновского встретили Новый год
Белорусские добровольцы открыли сбор на лечение раненого побратима
