Елена и Валерий.
«Мы говорим детям прямо: сидели сутки, потому что несогласны с сегодняшней ситуацией в стране»
Валерий должен был выйти на свободу еще 12 февраля, но за день до этого на него составили второй протокол, якобы за неповиновение милиционерам при задержании. Причем произошло это якобы в суде над женой, куда он пришел в качестве свидетеля. Валерий говорит, что был готов и к худшему.
«Это абсурдно, но в той ситуации мы радовались, что Валере добавили только пять суток, не более. Так же и я вздохнула с облегчением, когда на суде услышала, что мне «шьют» административную статью 23.34 (в РУВД мне ничего не говорили, почему меня задержали), а не какую-то уголовную, и потом назначили штраф. Мы же понимаем, за что нас хотели осудить: за наши мысли, за то, что мы не такие, как надо, что долгое время продавали «незарегистрированную символику». Поэтому можно было ожидать какой угодно мести», — комментирует Елена.
Протоколы и на мужа, и на жену переделывались по три-четыре раза. В одном из первых Елена «стояла на проспекте Независимости, размахивала руками, проводила пикет», но когда то, что она вообще не покидала магазин, предложили подтвердить записями с камер видеонаблюдения, протокол переделали на пикет непосредственно в торговой точке. Что касается Валерия, то в протоколе он сначала оказался записанным с фамилией своего будущего сокамерника, а потом — заместителем директора совершенно другого магазина — Symbal.by. Легенда «правонарушения» сыпалась даже на дате: согласно протоколу, и Валерий, и Елена якобы проводили пикет в Минске в то время, когда их даже не было в городе.
На сутках не было ни передач, ни матрасов, ни душа, супруги рассказывают о том времени с воодушевлением — благодаря встречам с сокамерниками, с которыми можно было поднять настроение совместным исполнением песен «Муры», «Перемен», «Магутны Божа», «Грай».
«Пока был на Окрестина, через мою камеру прошло 39 человек-врачи, айтишники, экономисты. Часть была задержана на дворовых маршах. Один парень всего лишь принес цветы к месту убийства Тарайковского в воскресенье. Еще один, таксист, просто написал на листе А4 «бчб» и наклеил на балконе. Кого-то изолировали на время Всебелорусского народного собрания-досиживать ранее не засиженные сутки», — рассказывает Валерий.
Он вел в камере дневник, в котором старался описывать все свои эмоции и наблюдения. (Дневник в свое время вел и отец Валерия, оставив после себя настоящую летопись жизни.) Но при выходе Валерия обыскивали так, как никого другого. Забрали в итоге всё, например записанное от руки по памяти стихотворение Владимира Некляева «Хадок». Оставили только обрывок туалетной бумаги с напоминанием о партии в морской бой.
Тот самый морской бой.
Валерий был уверен, что сутки на нем никак не отразятся, но, как рассказывает Елена, в одну из ночей он начал бредить, вспоминая сокамерников. Пришлось пить успокительное.
«У меня в голове крутятся мысли о тех, кто остался за решеткой. Жаль людей. Ведь были и те, которые носы поопускали. Некоторые переживали, что их мучения и сутки напрасны. Я их старался подбадривать», — объясняет Валерий.
В женской камере Елены драматических настроений почти не было: одна из девушек в байке с надписью «Я гуляю» отсиживала сутки уже в четвертый раз и все равно была настроена бодро. Сама же Алена расплакалась во время своей изоляции два раза:
«Первый раз — когда нашу сокамерницу, женщину, которую задержали вместе с мужем и сыном, вызвали на профилактическую беседу, давили на нее там психологически, угрожали, что сын может сесть надолго. И второй раз — когда к нам в камеру заселили пенсионерку. Знаете, такая бабушка, как те, что пирожки пекут в деревне. А ей — 25 суток, часть за неповиновение. Вообще же, я теперь понимаю, что тем, кто сидит, куда проще, чем тем, кто переживает за них на свободе. Одна моя подруга после того, как я вышла, сказала, что спать не могла, у нее руки-ноги дрожали, и что мое задержание забрало у нее 10 лет жизни. Родные не знали, что со мной и как. Я же переносила это как данное мне испытание. Я занимаюсь йогой, и это, думаю, помогает переносить разные трудности».
Пока хозяев не было дома, кот Финдус похудел почти на килограмм, что для него совсем нехарактерно, поскольку раньше его даже сажали на диету.
У Есипёнков два сына: 14-летний Егор и 11-летний Макей. Когда родители не вернулись домой, присматривать за ними стала сестра Елены. По словам родителей, их сыновья в том возрасте, когда понимают всё даже лучше, чем взрослые.
Валерий с сыновьями.
«Они понимают, что я и Валера сидели сутки за то, что несогласны с сегодняшней ситуацией в стране, с фальсификациями и пытками людей. Они понимают, что так не должно быть. И мы прямо говорим им: в нормальном государстве должна работать Конституция — гарант наших прав. Но она нарушаются, — говорит Елена. — И я переживаю, особенно за старшего сына. Через год он уже может, не спрашивая нас, сделать то, что сам задумает. Это подростки, а они все максималисты и думают, что знают жизнь лучше нас. Как мать я даже не могу без слез думать о женщинах, детей которых посадили, о маме Ромы Бондаренко…»
Такие сообщения Елене посылали сыновья, пока она оставалась задержанной на трое суток.
«Меня возмутило то, что я забыла, как разговаривать по-белорусски»
Елена и Валерий живут вместе уже 15 лет. Она экономист по образованию, родом с Полесья. Он юрист, родился под Пуховичами. Именно вместе, в паре, они открыли для себя Беларусь, стали разговаривать по-белорусски и пришли к бизнесу.
«В любви к родине каждый проходит свой путь. На меня повлияла в свое время книжка Игоря Литвина «Малоизвестные страницы белорусской истории», после которой я лучше поняла, какая мы прекрасная нация. Потом мы начали очень много путешествовать по Беларуси. Я, например, большой фанат заброшенных домов, разрушенных замков. А как-то, когда уже родился старший сын, сидела на кухне и читала какой-то рассказ парня о том, как он пришел к белорусскому языку. И задумалась: когда заканчивала школу, ведь могла легко разговаривать и по-белорусски, и по-русски. А что теперь? С трудом складываются белорусские слова в предложения. Меня эта беспомощность возмутила. Так мы с Валерой и его братом начали постепенно практиковаться: выезжали куда-нибудь по стране и разговаривали по-белорусски. Сначала, конечно, это было похоже на трасянку, но мы практиковались, покупали белорусские книжки, «Нашу Ніву» в киосках», — рассказывает Елена.
Для Валерия и его брата этот шаг стал возвращением к истокам: в их родной деревне Светлый Бор и отец, и мать всегда разговаривали по-белорусски (отец читал наизусть «Новую зямлю» Якуба Коласа, хотя окончил всего четыре класса). Для них это было естественно. Выдавливать эту «колхозность» из них начали в армии, а потом и в Минске. Потом всё завертелось: концерты «Старога Ольсы», Дмитрия Войтюшкевича, белорусскоязычная среда.
«Наконец пришло осмысление, что ты — нормальный, не какой-то «не такой». Мы познакомились с людьми с такими же мыслями, как у нас, и оказалось, что нас много», — вспоминает Елена. «И очень важно, что сейчас мы гордимся тем, что родились в Беларуси. Для меня важно, что белорусы — нация с богатой историей и культурой. Очень важно нести эту информацию людям, чтобы все знали, кто мы есть. Без прошлого нет будущего, а мы, имея наши исторические гены, можем построить развитую страну».
Интересно, что на первых выборах в истории независимой Беларуси Валерий голосовал за Лукашенко, но уже после референдума о смене государственной символики понял, что это было ошибкой.
«Почему мы раньше не выходили на акции протеста? Мы знали, что выборы фальсифицируются (на одних из выборов в местные советы Есипёнки увидели в списках избирателей своего маленького сына. — «НН»). И в 2006 году, когда госпропаганда утверждала, что в палатках на Октябрьской площади одни наркоманы, было понятно, что это ложь. Но казалось, что всё бессмысленно: на следующий день после Площади-2010 как бы ничего и не было. В 2020 году еще весной я впервые решила бойкотировать выборы, но кампания оказалась неожиданной. Как и все события после нее».
«Могли не продавать флаги, но тогда изменили бы себе»
Магазин их семьи «Мой модны кут» начал работать в торговом центре «Московско-Венский» в 2014 году. Собеседники говорят, что до 2021 года проблем у них не было. Если, конечно, не принимать во внимание первые месяцы пандемии в Беларуси. Тогда они работали в минус, но смогли выжить.
Торговая точка, которой больше не существует.
«Начиналось все с Пашей Белоусом, с Symbal.by, — рассказывает Валерий. — У них тогда был только онлайн-магазин, а мы попытались открыть офлайн-точку с их ассортиментом. Потом их коллектив уехал из «Московско-Венского» на Машерова, а мы стали «Маім модным кутом».
Собеседники уверены, что внимание силовиков к ним в сегодняшних условиях было лишь делом времени.
«Еще до Нового года мы заметили, что к нам начали заглядывать так называемые «ябатьки», крутили головой. Такие посетители были единичными, но они, скорее всего, писали письма в милицию: «Придите разобраться, здесь продают незарегистрированную символику». К нам и раньше приходили с проверками из ОБЭП, еще осенью мы показывали все требуемые документы и на этом расходились. В этот же раз у нас изъяли вещей на 28 тысяч рублей (5 тысяч единиц). С формулировкой — «для проверки». Но если бы это была обычная проверка, было бы достаточно взять на экспертизу по единице каждого товара. Забрали же почти всё, что висело в зале и как-то напоминало белые и красные цвета. Идет война даже не с флагом, а с этим сочетанием цветов, потому что цвета — протестные», — говорят Елена и Валерий.
Когда в СМИ появилась первая информация о задержании владельцев «ММК», белорусы массово стали заказывать у них товары на сайте, и даже шли в «Московско-Венский», хотя магазин там был уже закрыт. Со всеми теми онлайн-заказами Елена разбирается по сей день — волна солидарности была невероятной.
На данный момент семья планирует и дальше развивать свою деятельность в онлайн-формате, выпустить новую одежду с вышивкой, сшить льняные вещи. А вернуться на прежнее место работы, даже если устранить все замечания типа замены линолеума на плитку, уже невозможно, поскольку оказывается давление и на арендодателя, который сдавал бизнесменам помещение. Его «попросили» расторгнуть договор аренды, и сам он уже тоже отбыл 25 суток.
«В какой-то критический момент можно было бы временно закрыться или не продавать флаги, переждать эти «чистки». Но так бы мы изменили сами себе и нашим покупателям. Мы потеряли деньги, но это не самое страшное: если голова на плечах — всё будет хорошо. Пока важно спасти тех, кто находится за решеткой. Тяжелее всего оттого, что в тюрьмах страдают невинные люди. Потерять деньги по сравнению с этим — ничто. Тем более, мы верим в лучшее будущее. Свободная Беларусь будет как новый фильм или книга, очень захватывающей. Кажется, нас ждет настоящий взрыв в культуре, строительной сфере, в бизнесе… Пока всё это в мечтах. Надеемся, что в недалеких».
