— Сергей, ты лет десять ухаживал за старенькой матерью. После ее ухода есть ли у тебя возможность трудоустроиться в Красносельском по специальности?
— Шансов здесь у меня — ноль целых ноль десятых, если коротко сказать. Кому сегодня нужны филологи? Можно было бы пойти на завод «Красносельскстройматериалы» простым рабочим, для меня это не является проблемой — любая работа почетная. Но на заводе довольно специфические условия работы — с моими болезнями туда нельзя. Так что для меня сейчас это проблема номер один, жить же за что-то надо. Слава богу, после матери остался небольшой запас, я его распределяю очень аккуратно. А пока есть время, пишу, довожу до ума ранее написанное. Ведь в моем возрасте (61 год) человек должен уже видеть край. Линия кругозора уже не отодвигается, а стоит на месте, и каждый день ты к ней неуклонно приближаешься. Скоро придется отчитаться перед предками. А они спросят — что ты, Сергей, оставил после себя в том мире?
— Так что-то же оставишь. Дочь, сына, книги…
— Где те дочь и сын… Моя жена Инес Лурдес была из Южной Америки, из Эквадора. Мы вместе учились на филфаке БГУ. Я уже в то время увлекался латиноамериканской литературой, поэтому нам было о чем поговорить. Ну, поженились мы, двое детей мне жена родила здесь, в Беларуси. Но сейчас дочь живет в Лондоне, а сын вместе с матерью в Эквадоре.
— А фамилия у них твоя?
— Да, они оба Веретило. Дочь — Ляля Мария Лиза де Веретило-Бересуэта, сын — Ян Франциск де Веретило-Бересуэта. Вторая фамилия от матери. В Эквадоре такая традиция — когда дочь выходит замуж, она берет фамилию мужа, но и родительской не лишается, оно ставится на второе место. Ездил и я в тот Эквадор, но не прижился там, сильно тянуло на родину. Больше полугода не выдержал. Жена не могла жить в Беларуси, а я в Эквадоре… К сожалению, мы оба упустили один момент. Мы могли бы выбрать для жизни третью страну, например Канаду, откуда и до родины жены, и до моей, было бы одинаково далеко. К тому же в Канаде есть правительственные программы, направленные на поддержку подобных семей, когда супруги из разных континентов.
— Так почему белорус с эквадоркой не ужились? Климат не тот?
— Мы прекрасно уживались, вместе переводили Борхеса на белорусский язык. Но в Беларуси у нас не было своего жилья. И перспективы приобрести его — тоже. Поэтому и подались в Эквадор. Там — у тещи собственный большой дом, тесно не было. Но меня просто заела ностальгия. По-белорусски не было с кем поговорить! Это во-первых. А во-вторых, у нас все же очень разный менталитет. Эквадорцы очень бережно и нежно относятся друг к другу. Когда моя жена слушала, как белорусы разговаривают между собой, ей казалось, что мы сейчас будем драться (смеется).
— Дети себя кем больше чувствуют — белорусами или эквадорцами?
— Сын — однозначно патриот Эквадора. Дочь более благосклонна к Беларуси, может, чтобы сделать приятное отцу, сказать «Жыве Беларусь!». Но когда звонит из Лондона, я разговариваю с ней по-испански.
— Представляю, как жена объясняла тебе какого-нибудь Маркеса или Борхеса (писателей, которых без комментариев читать невозможно). А ты жене белорусскую литературу на каких образцах показывал?
— Читал ей Короткевича, Богдановича, Горецкого, но прежде всего коласовские поэмы «Новая Зямля» и «Сымон-музыка» — для меня это явления просто космического масштаба! Кстати, заметь, все три славянских авторских эпоса созданы белорусами — «Слово о полку Игореве», «Дзяды» Адама Мицкевича и «Новая Зямля» второго Мицкевича — Коласа. Разве это не феномен? Мне становится смешно, когда россияне называют «Евгения Онегина» энциклопедией русской жизни. Ведь если прочитать роман именно с этой точки зрения, то как там русская жизнь показана? Русский живет в Петербурге, который построен итальянскими архитекторами. Русский питается во французском ресторане. Русский вечером ходит на французский балет. И это энциклопедия русской жизни? Что же там, поясните вы мне, русского?
— Имперская привычка — все загребать в «русский мир». Писал же автор «Евгения Онегина»: «Славянские ручьи сольются в русском море».
— Поэтому и хотят они «слиться», ведь «море» то мифическое пересохло. Читал я недавно книжку известного российского филолога и историка Соломона Лурье «Русские современники Возрождения». Так там просто на каждой странице боль и крик: эх, кабы найти хоть один латиноязычный древний текст, написанный в Московии, то можно было бы говорить, что эпоха Ренессанса была и там. А у нас, белорусов, тысяча латинских текстов, написанных в те времена! Начиная от знаменитой «Песни про зубра» Миколы Гусовского. И мы потихоньку стоим сбоку и молчим.
— Твоя мать прожила почти 96 лет. Как считаешь, ты был хорошим сыном?
— Смотря что понимать под выражением «хороший сын». Если мое опекунство, то я старался, и тут, видимо, я был неплохим сыном. Но я совсем не оправдал надежд матери, она очень хотела, чтобы я был состоятельным человеком.
— Так, может, еще будешь.
— Твои слова да богу в уши. Но в этом смысле я мать подвел. У меня ничего своего нет. Дом — это наследие, которое мне досталось. И сейчас моя задача — его не профукать. Сколько я наблюдал случаев, когда родительское наследство неблагодарные детки продавали, пропивали и т.д. Я буду держаться. Сейчас я учусь тому, что у христиан называется «смирение». Что есть, за то и благодарю Бога. Утром проснулся, спасибо. Что-то удалось за день написать — благодарю. Мне сейчас очень хочется писать, я чувствую себя переполненным темами, как кувшин с забродившим пивом.
— По-моему, в таком состоянии ты пребываешь постоянно. А как так получилось, что книга у тебя только одна — сборник рассказов «Разбітае сэрца Вітаўта» (2013)?
— Когда она вышла в издательстве «Мастацкая літаратура», я дал интервью газете «Новы Час», где назвал Союз писателей, который возглавлял Николай Чергинец, союзом прислужников. Видимо, он то интервью прочитал и сделал так, что сейчас в государственные издательства мне путь закрыт. А издавать книги за свой счет у меня возможности нет.
— В свое время ты работал сторожем на знаменитой Лысой горе — стерег писательские дачи. Были ли для тебя полезными непосредственные контакты с писателями?
— Конечно же! Тогдашняя Лысая гора — это кусочек идеальной Беларуси, ее обитатели использовали белорусский язык 24 часа в сутки. Через забор переговаривались, спорили и ссорились по-белорусски, песни пели на родном языке. Там я подружился с Алесем Жуком, Леонидом Дайнекой (светлая им память), Генрихом Долидовичем, Максимом Климковичем, Оксаной Спринчан, Владиславом Ахроменко. Помню долгие разговоры с прозаиком и бывшим работником ЦК КПБ Алесем Савицким. Очень неоднозначный человек. Его иногда обвиняют, что он стал по ту сторону баррикад. А он просто был из той категории людей, которые всегда на стороне власти. Любой власти.
— А писалось ли тебе там, на Лысой горе?
— Ты знаешь, не очень. Помню, как-то зимой написал такое четверостишие: «На Лысагор’і, дзе я замярзаю / ў дамку чырвоным, ля копанкі круглай, / я не замерзну, я кнігу маю, / закіну ў печку — заззяюць вуглі».
— Ты жег книги?
— Всего две — «Историю КПСС» и «Материалы XXIII съезда Коммунистической партии Советского Союза». Толстые такие книги. Я их нашел возле мусорки…
— Польша, Литва и Украина возводят на границе с Беларусью чуть ли не крепостные стены, визы, правда, белорусы пока получают. Мы с тобой помним советские времена, штамп в паспорте «разрешение на выезд». А готова ли современная белорусская молодежь жить за железным занавесом, как жили деды и отцы?
— Нет, она абсолютно не готова пересаживаться на «Ладу-Калину» без подушек безопасности. Вот я беру свой Красносельский. Почти вся активная молодежь уехала, некому на цементном заводе работать. Там уже набирают абы кого, пенсионеров уговаривают, чтобы вернулись. А молодые едут в Польшу, в Литву, в США. Хотя вообще белорус — как хоббит, он хотел бы жить дома, лучше на собственном хуторе. Главное место для белоруса — родной дом. Вспомните строки Франтишка Богушевича: «Я не кіну хату, хоць мяне вы рэжце! / Не пайду да вас я, хіба ў арэшце!» И это тоже феномен белорусской литературы, который можно брать в мировые примеры. Но если на родине не к чему приложить руки и ум, молодежь будет уезжать в любом случае. Даже через железный занавес. Вода дырочку найдет.
— В Белостоке и Вильнюсе какая-то параллельная Беларусь уже возникает — со своим телевидением, радио, театром, школами… И не факт, что, акклиматизировавшись там, люди потом вернутся на родину.
— Вернутся. Не все, понятно. То же самое было с евреями. Они также сначала создали «параллельный Израиль» в Европе и Соединенных Штатах. И далеко не все поехали потом в государство Израиль. А посмотри, что в XVII веке делали испанские и португальские короли с теми же евреями — взяли и повыгоняли их. А те были отличными юристами, финансистами, ремесленниками. Часть из них выехала в Османскую империю, часть в Нидерланды. Знаменитый нидерландский философ Спиноза — он же из португальских евреев. И чем он на жизнь зарабатывал? Обработкой оптического стекла, гранил его. Между прочим, редкая на то время профессия.
— В связи с войной в Украине в Беларуси создается (правда, как-то вяло) территориальная оборона, при каждом сельсовете по 50 человек. Как ты считаешь, белорусская тероборона будет эффективной, если, не дай Бог, возникнет такая потребность?
— Думаю, что эффективности здесь ждать не приходится. Разбежится наша тероборона по домам. Там должны служить бок о бок с пятидесятилетними дядями молодые парни. Сыновья должны стоять рядом с родителями, а родители рядом с сыновьями — так сделаны отряды теробороны в Украине. Они вместе, они вдохновляют друг друга и поддерживают. Вот почему так важно из городов, подлежащих осаде, не эвакуировать все население. Если солдат знает, что в доме за его окопом есть женщины, дети и старики, он будет драться еще сильнее.
— А еще военный должен быть патриотом своей родины. А где тот белорусский патриотизм в наших школах и вузах?
— Патриотизм заложен в нас от рождения, большинство из нас любит свою Родину. Но он у нас такой… своеобразный. Вспомним, когда у нас партизанка началась — как только немцы начали грабить дворы, отправлять молодежь в Германию… Белорус — патриот прежде всего своего дома, своего двора. Но если по-настоящему досадит — выходят все. И тогда становятся актуальными национальные символы. Вот в 2020 году определенные, скажем так, активисты бегали с белыми ленточками, а как только началось действительно массовое движение — сразу развевался исторический бело-красно-белый флаг. Он не на каждый день — он как раз на такие моменты. И тогда звучат имена и Константина Острожского, и Кастуся Калиновского…
— Памятник Калиновскому, кстати, недавно был демонтирован в Старых Дорогах — по доносу одной жительницы Гродно. Как думаешь, почему у нас, как в 1930-е годы, снова активизировались доносчики?
— Помнишь слова Сергея Довлатова: «Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, есть за что. Но кто написал четыре миллиона доносов?» Помню, мой дед Иван говорил так — на каждую сотню людей есть один человек, который никогда не возьмет чужого. Умрет с голоду, а не возьмет. И есть несколько человек, которые украдут при любых условиях, нужно это им, или не нужно. Так и с доносчиком. Он может написать донос из-за обиды на кого-то, из-за зависти. Вот у него сосед успешный предприниматель, он с доносчиком как-то не поздоровался. А здесь-бело-красно-белый флаг на его балконе. Ну как не поквитаться? И вот доносчик сидит и получает удовольствие, когда видит, как соседа с надетыми наручниками выводят из подъезда. Это же для него кайф.
— Поселок Красносельский знаменит прежде всего своим цементным заводом. Представим себе такую ситуацию — директор завода решил подарить тебе как единственному местному писателю вагон отборного цемента. На что бы ты его потратил?
— Заложил бы хорошие фундаменты под памятники, а остаток продал бы и купил мрамора и бронзы. У меня сосед — замечательный скульптор Сергей Стельмашенок, он сделал бы памятники знаменитым личностям, родившимся на Волковысской земле или прославившим ее: князю Глебу Волковысскому, первому шахтеру, открывшему меловые месторождения, певцу Михасю Забейде-Сумицкому, Ларисе Гениюш и Алексею Карпюку. Думаю, на пять памятников хватило бы цемента. Ну, и отметили бы соответственно открытие тех памятников…
Читайте также:
Писатель Сергей Веретило: Свергнуть власть оккупанта народ никогда не против
