Алексей Кудин — белорусский боец ММА, многократный чемпион мира по кикбоксингу и тайскому боксу.
Спортсмен был задержан после акции протеста в Молодечно 10 августа 2020 года. 21 августа его отпустили на свободу, но возбудили уголовное дело и назначили домашний арест.
На судебное заседание 19 ноября Кудин не явился. После этого судья изменила меру пресечения на заключение под стражу, и спортсмена официально объявили в розыск.
Алексея задержали в Москве и экстрадировали в Беларусь, где он в итоге и был осужден на 2 года и 6 месяцев колонии общего режима.
Отбывал наказание чемпион мира в шкловской колонии и вышел на свободу в конце прошлого года. Мы беседуем с Алексеем Кудиным через месяц после его освобождения…
— Психологически мне было не очень сложно вновь адаптироваться к гражданской жизни, хотя, безусловно, есть свои нюансы, — говорит Алексей. — Дело в том, что я всегда тренировался — и до задержания, и в СИЗО, и в колонии, и сейчас — после выхода на свободу. Поэтому без перерыва поддерживал и физическую форму, и связь с семьей — была такая возможность.
— Помните, как провели последние сутки в колонии? Испытывали какое-то волнение перед освобождением?
— Это был обычный рядовой день, который ничем особо не отличался от предыдущих. Пришло время освобождаться — сдаешь вещи, белье… Обычно выпускают из колонии в 9—10 утра. Идешь на КПП, тебе отдают документы, личные вещи. И дальше, как говорят, вышел — и забыл. И о тебе в колонии забыли.
Поэтому, я вам честно скажу, в моем выходе на свободу не было какой-то романтики. А психологически я и так постоянно был дома, вместе со своей семьей.
— Как вам шкловская колония?
— Как уже говорил, у меня там была возможность тренироваться. Приятно удивила также местная библиотека. Я сразу туда записался и много читал. В том числе и белорусскоязычных классиков — Владимира Короткевича, Ивана Мележа, Якуба Коласа, Ивана Шамякина…
Прочитал много книг на историческую тематику. Можно даже сказать, что прошлый год я посвятил не только занятиям спортом, но и историческому образованию. В колонии для меня в приоритете были книги и тренировки.
— Где вам приходилось сложнее — в колонии или в следственном изоляторе?
— В СИЗО было сложнее в том плане, что там ты круглые сутки находишься в закрытом пространстве, и у тебя есть всего час или полтора на прогулку.
А в колонии — более свободное пространство. В бараке обычно 70=-75 человек, но на территории исправительного учреждения есть локальный участок, где можно позаниматься чем-то, поиграть на скамейке в нарды или домино. На кухне имеется холодильник, в котором у каждого осужденного есть свое небольшое место для продуктов.
Для меня это было, как служба в армии, но с некоторыми особенностями ее прохождения. Подъем был в 5.30 или 5.40 утра, отбой — в 21.40—21.45.
— А в СИЗО сколько человек было в вашей камере?
— По-разному, потому что я прошел через разные изоляторы. Меня же задержали в России, поэтому сначала поместили в местное СИЗО, где было обычно 5—6 человек. Примерно столько было со мной и в белорусских следственных изоляторах. Хотя, например, когда находился в СИЗО на Володарского, в камере было только два человека — я и еще один арестант.
— А как вы вообще попали в Россию? Знали же, наверное, что там тоже могут задержать…
— В Россию я поехал к родственникам и по другим делам — необходимо было решить и закрыть некоторые личные и спортивные вопросы. Я там ни от кого не скрывался и не «шифровался», так как не считал себя преступником. Я 17 лет был в спорте высоких достижений, славил своими результатами страну и понимал, что я — не уголовник. Поэтому спокойно перемещался по Москве и даже размещал в инстаграме свои фото. Но ровно через два месяца после моего приезда в Россию был задержан.
— Задерживали в Москве?
— Да, 21 января это произошло. Отправили в каширское СИЗО в Московской области.
— Отличаются российские следственные изоляторы от белорусских?
— Скажем так: везде по-разному. Например, в Каширах были одни условия содержания, в Зеленоградском СИЗО, где пришлось также провести определенное время, несколько другие.
А вообще надо понимать, что изолятор — это изолятор. И в этом плане нет большого различия ни в России, ни в Беларуси.
— Была надежда, что из России вас все-таки не депортируют в Беларусь?
— Естественно, надежда на это оставалась, я свои шансы на депортацию оценивал как пятьдесят на пятьдесят. А потом уже успокаивал себя мыслью, что как будет, так и будет. Оставят — значит, оставят. Домой — пусть будет так.
— Как сокамерники относились к человеку, когда узнавали, что он — чемпион мира по кикбоксингу и тайскому боксу? Вообще знали о ваших достижениях в спорте или вы это скрывали?
— Я хочу сказать, что в местах заключения имя идет впереди тебя. В России, например, не успел заехать в СИЗО, а там уже все знали, кто я и чем раньше занимался.
И стоит отметить, что относились с уважением. Все-таки там уважают культ силы и то, как ты себя ведешь во время общения. Сначала оценивают внешне, а затем и внутренне. Если человек не только физически силен, а еще и образован, следит за своим языком, то уважение к такому будет в любом месте заключения. И, как говорится, люди к тебе потянутся.
— У вас не было конфликтов с другими заключенными?
— Ни разу за два года — ни в СИЗО, ни в лагере! Ни в моральном плане, чтобы с кем-то сильно поссорились, ни, тем более, в физическом. Я — человек коммуникабельный и всегда ищу конструктивный диалог. Даже если человек до конца не понимает ситуацию и старается вести себя агрессивно.
Я в таком случае говорил; «Тебе надо успокоиться, тем более нам еще вместе сидеть. Я могу тебя с легкостью успокоить физически, но недостойно доводить до этого». У меня было 2—3 таких спокойных разговора за все время.
Один осужденный, который раньше лечился в ЛТП, пытался мне как-то доказать свою позицию, но я ему ответил коротко: «Иди своей дорогой, мы с тобой абсолютно разные люди. Ты пьешь таблеточки от алкоголизма, а я тренируюсь. Это — мои нары, а те — твои. До свидания!»
— А с администрацией СИЗО и колонии как складывались отношения?
— Тоже все было нормально — никакого давления или чего-то другого. Возможно, это связано с тем, что я был известный в спортивных кругах человек, имел много наград. Я многое сделал для нашей страны.
— Какой у вас был график тренировок в изоляторах и в шкловской колонии?
— В российских СИЗО на улице были спортивные дворики, и там мне разрешали тренироваться по три, а то и четыре часа в день. В 8 часов утра выходил во дворик и до 11.00—12.00 занимался. Сидел с ребятами, которые тоже раньше выступали в разных видах спорта на уровне сборной, а потому мы тренировались вместе. У нас даже были перчатки и лапы, спортивные снаряды для занятий спортом. Там получалось полноценно заниматься.
В СИЗО на Володарского, где я провел не так много времени, около часа отводил тренировкам, а в жодинском изоляторе тоже нашел единомышленников — ребята раньше ходили в спортивные секции. Одним словом, у нас была спортивная камера. А один парень, когда понаблюдал за нашими занятиями, начал курить по минимуму и бросил есть майонез с кетчупом. У него вес был около 140 килограммов, а за два с половиной месяца он сбросил более 20 килограммов.
Час мы занимались во дворике, а затем еще столько же работали в камере. Подтягивались на решетках, отжимались от пола, накачивали пресс и делали гиперэкстензию (упражнение для укрепления нижней части спины)…
Короче говоря, мозги и тело работали, а в экстремальных условиях голова постоянно придумывала что-то новое.
Что касается колонии в Шклове, то там тоже было где и спортом заниматься, и легкие пробежки сделать.
— Для полноценных тренировок необходимо еще и сбалансированное питание…
— Близкие мне постоянно передавали передачи — разрешалось в определенный период 50 килограммов продуктов и 10 килограммов овощей. У меня была менее тяжелая статья, поэтому передачи доходили каждые три месяца. Вдобавок можно было перечислять до 6 базовых величин на мой счет в колонии, поэтому в магазине можно было еще что-то докупить, если чего-то не хватало. Там были и курица, и молочная продукция, и колбасные изделия… Что хочешь — то и покупай.
Я просил, чтобы жена присылала мясо, сыр, спортивные протеиновые батончики, поэтому за питанием следил. Например, полностью убрал из своего рациона сахар, печенье и другие такого рода продукты. Понимал, что не стоит организму расслабляться. Проявишь слабость — потом не нагонишь то, что упустил. Я твердо знал: после выхода на свободу снова буду тренироваться и выступать на соревнованиях.
Да, не хватало за решеткой работы в паре, но это я добираю сейчас. Естественно, чувствуется, что давно не работал, но полагаю, что через месяц буду в форме.
— Получали письма, когда отбывали срок?
— Очень много людей писали, за что я им очень благодарен. Старался со всеми переписываться. У меня был рекорд, когда за субботу-воскресенье ответил сразу на 43 письма. К сожалению, когда освобождался, письма, которые мне присылались, не отдали, и, возможно, уничтожили.
— Алексей, а поддерживали ли вы связь со своим тренером?
— Да, через жену была связь и с тренером, и с менеджером. Пять раз в неделю разрешался звонок домой, поэтому я был в курсе всех последних событий в нашей спортивной сфере.
Повторюсь, душой я был дома, вместе с семьей и друзьями. Я по жизни — оптимист, так же как и моя жена Татьяна. Ей, безусловно, непросто пришлось с пятью детьми, но она тоже сильный человек.
— Насколько известно, Татьяна вас и встречала в Шклове после вашего выхода на свободу…
— В Шклов приехала и жена, и дети. Мы сразу же заехали на первую по дороге автозаправку, где я купил большой латте и два френч-дога. Можно было позволить себе и эту еду в такой день.
Когда приехали домой, посидели немного за столом с семьей и родителями, но большой фееричности с танцами и салютами не было. Просто посидели и поговорили. Как будто я на какое-то время уезжал из семьи на долгосрочные сборы. Затем была подготовка к новогодним праздникам, так как освободился 28 декабря, а уже 3 января я отправился на первую за два года полноценную кроссовую пробежку.
— Видимо, дети от вас не отходили?
— Так и было. Папа должен был отводить и в школу, и в детский сад. В какой-то день нужно было вести младшую дочь в садик, проснулся в семь утра, начал искать в шкафах одежду дочери. Ищу и понимаю — сейчас не знаю, что и где находится. Пока собрал дочку — аж потом покрылся, был настоящий легкий стресс. Правда, со временем привык.
Естественно, Новый год также встречали узким семейным кругом. Все было тепло и душевно.
— За решеткой Новый год отмечали тоже?
— Понятно, что никаких празднований там не разрешается, хотя немного праздничной атмосферы добавляется. В колонии осужденные собираются небольшими группами, покупают продукты в магазине, делают пироги и торты. Я был впечатлен, как вкусно готовят люди, которые уже длительное время находятся в колонии. Что только не придумывают? Мясные и сладкие торты, различные соусы сами готовят… Человек в любых условиях хочет оставаться человеком.
Я, кстати, на Новый год позволил себе выпить в колонии детского безалкогольного шампанского, которое приобрели в местном магазине.
— Чем вы занимались месяц после освобождения?
— В основном была кроссовая подготовка, работа на турнике и с гирями. Также в спортивном диспансере проходил полноценное обследование, так как нужно знать о своем нынешнем реальном физическом состоянии. Так вот по результатам обследования сегодня мое физическое состояние по пятибалльной системе можно оценивать на четыре.
Вечером я около часа гуляю на улице с собакой, поэтому это такая дополнительная кардиоработа. Также, как уже говорил, начал работать в парах.
— Какие у вас планы на этот год? На ринг, видимо, еще не выйдете?
— В этом году в моих планах провести как минимум три боя. У меня есть огромное желание это осуществить, тем более что чувствую себя просто превосходно.
— Секрет, с кем собираетесь выйти на ринг?
— Об этом рано говорить, так как пока все находится на стадии переговоров. Поэтому не стоит ничего загадывать.
— Наверное, к боям с вашим участием будет дополнительный интерес, и их организаторы на этом могут неплохо заработать. Анонсы будут такого рода: «Чемпион мира вышел из тюрьмы и собирается вернуть свой титул!»
— Возможно, тот факт, что я побывал в колонии, будет придавать матчам какой-то дополнительный интерес, и болельщики захотят увидеть, в какой я сейчас форме после двух лет в заключении. Да и моим соперникам, наверное, будет интересно посмотреть, сильно ли меня изменили обстоятельства.
— Кстати, об обстоятельствах… Не жалеете о том, что сделали в 2020 году, через два года за решеткой?
— По жизни я — жесткий оптимист, поэтому ни о чем не жалею. Если было суждено так случиться — ничего не поделаешь. Это уже стало историей и моей жизни, и моей семьи.
Но сегодня надо смотреть в будущее и шагать дальше. У меня уже есть четыре чемпионских пояса. Поэтому для круглой цифры почему бы не взять и пятый?
